От Vladimir Fyodorov (2:50/15) к All
В ответ на Заголовок предыдущего сообщения в треде (Имя Автора)
Разнообразно приветствую тебя, All!
/Глава 46. СТРЕЛКОВЫЕ УПРАЖНЕНИЯ В НАРЯДЕ/
Однажды меня назначили в дневной наряд на фланг с тринадцатой заставой. Напарником у меня был Хакимов - из новичков. Мы с ним пошли пешком на место службы через Арцепское ущелье, вдоль линии связи. Местом нашего назначения была опора, от которой линия делала небольшой поворот, и поэтому к опоре была поставлена подпорка-укосина. И тут мы увидели лыжи и лыжные палки - сломанные и явно простреленные. Замечу, что учёта за лыжами на заставе не велось, несколько десятков пар их стояло на веранде, "бери - не хочу". Брали те, кому это было нужно по службе или просто хотел пойти в наряд на лыжах. Вероятно, кто-то так и сделал, но обходным путём возвращаться не захотел; напрямую же, через ущелье на лыжах было слишком опасно (что я испытал на себе). Поэтому лыжи тут и бросили, надеясь потом забрать. Но скоро их туда не послали, а бесхозные лыжи стали для кого-то мишенью.
Мы с Хакимовым добросовестно несли службу. Видимость была хорошая: кругом белоснежный покров, лишь местами выступали каменные глыбы. Пространство просматривалось вплоть до горизонта. Периодически мы пользовались биноклем. В середине дня перекусили сухим пайком. Я же тем временем продолжал размышлять об увиденном.
От старослужащих я знал, что выстрелы и даже взрывы гранат в Арцепском ущелье и вблизи него на заставе не слышны, хотя наше место несения службы находилось с ней почти на одном уровне. Я обследовал простреленные лыжи и осмотрел опоры линии связи, обнаружив в них тоже следы пуль. "И чем мы хуже?" - подумал я. Да, дурной пример заразителен. Я предложил Хакимову:
- Давай тоже постреляем!
Мой напарник пожал плечами, как бы сомневаясь, но затем кивнул в знак согласия. Мы подняли две "побывавшие в употреблении" лыжи, воткнули их в снег метрах в пяти друг от друга, отошли метров на сорок, осмотрелись, на всякий случай даже воспользовались биноклем. Всё спокойно, никого кругом до горизонта не видно. Ложимся на снег и стреляем.
Первым выстрелил я - лыжа упала. Затем Хакимов - лыжа не шелохнулась. Мы убрали "мишени", вернувшись к своим непосредственным обязанностям, но через пару часов нас снова потянуло "на подвиги". Решили стрельнуть ещё по разу. Я сказал напарнику:
- Будешь стрелять в лыжу, пока не попадёшь.
- Непременно попаду, - пообещал он. И действительно, в этот раз поразил цель с первого выстрела.
Для себя же я использовал в качестве мишени бамбуковую лыжную палку, которую воткнул в снег около деревянной опоры линии связи. Я спустил курок, и палка упала в сторону от опоры. Одновременно послышался жуткий звук, что-то среднее между резким свистом и визгом: "взжжжж"! Через секунду стало тихо. Мы подбежали посмотреть, что это было. На палке, со стороны опоры, увидели след от пули, а на самом столбе после непродолжительных поисков обнаружилось продолговатое углубление. Я просунул в него шомпол. Он вошёл на три-четыре сантиметра и упёрся во что-то с характерным металлическим звуком. Получается, что пуля, отрикошетив от палки, изменила направление и вошла боком в деревянную опору, издав этот "вой".
На обратном пути мы с Хакимовым спустились в Арцепское ущелье "на пятой точке". Маскхалаты были довольно прочные - я не помню случая, чтобы они у кого-то порвались. Вернувшись на заставу, я рассказал о своих "подвигах" друзьям - Ивану и Вите. Они слушали и "мотали на ус".
На следующий день меня снова послали на тот же участок. А напарника мне дали другого - новичка из Ивановской области по фамилии Шавырин. Он довольно скоро обратил внимание на простреленные лыжи, ну и я ему рассказал, как мы вчера с Хакимовым упражнялись, и даже показал, куда попала отрикошетившая пуля. В течение смены мы с ним тоже стрельнули по паре раз. Перед возвращением на заставу я снял штык с винтовки и "окунул" её ствол в плотный снег на тропе, чтобы убрать следы копоти из ствола после стрельбы. Примкнул штык на место.
Мы пришли к заставе, но дежурный нам не позволил даже зайти в казарму, сразу направив на стрельбище. Там шли стрелковые учения. Погода между тем начала портиться: подул сильный ветер, повалил снег. На месте стрельб мы оказались одними из последних. Там находились начальник заставы, старшина и наш командир отделения. Упражнение было такое: встаёшь на исходную позицию, по команде бежишь метров тридцать, падаешь в снег и стреляешь в мишень, которая внезапно показывается в метрах 60-80 от тебя. Там в окопе сидит солдат с рацией и мишенью, и по команде "показать мишень" поднимает её вверх.
Каждый должен был сделать по пять пробежек и столько же выстрелов. Первый мой выстрел оказался необычным, с сильной отдачей. Даже плечо заболело. К счастью, остальные выстрелы прошли "в штатном режиме". На стрельбище стояли ящики с патронами - бери, сколько надо. Я пополнил свои обоймы.
На заставе первым делом решил почистить винтовку, и тут обнаружил, что не могу снять штык. Я попробовал всякие подручные средства, чтобы его сбить, но успеха не достиг. Постепенно до меня дошло, что я сам оказался виноват в случившемся, поскольку забил ствол винтовки снегом. Поэтому при первом выстреле и произошла отдача, а пуле пришлось с трудом преодолевать забитый ствол. Ничего не оставалось, как идти к начальнику заставы. Он внимательно посмотрел внутрь ствола, и задумчиво произнёс:
- М-да... Ствол раздут.
Я тоже заглянул в отверстие. Вначале не увидел ничего необычного, но, посмотрев внимательнее, заметил чёрное кольцо шириной около сантиметра внутри ствола, как раз в том месте, где примыкается штык. К счастью для меня, начальник не стал разбираться в случившемся, так как на стрельбище снег вполне мог попасть в ствол "естественным" путём. Он дал распоряжение старшине заменить мне оружие.
Мне выдали карабин образца 1944 года, который был короче и легче винтовки. Кроме этого, штык его откидывался вдоль ствола и не мешал, когда был не нужен. Карабинами у нас были вооружены кавалеристы. Единственным недостатком карабинов была меньшая точность, чем у винтовок, что обусловлено меньшей длиной ствола.
В эту же ночь мне пришлось идти в наряд. А на наш "стрелковый полигон" на стыке с тринадцатой заставой ещё с утра назначили моего земляка Витю Соловьёва и Ветрова. Как только они пришли на место, начали стрелять по лыжным "мишеням". Почему они не подумали, куда их поставить - я не знаю. Вышло, что лыжи воткнули в снег так, что пули летели в сторону соседней заставы. К тому же, невдалеке находился пограничный наряд, который и сообщил своим, что по ним ведёт огонь наряд двенадцатой заставы. С тринадцатой немедленно доложили нашим. Провинившийся наряд быстро сняли с дежурства и заменили другим. А Соловьёва с Ветровым отправили под охраной старшины в Ахалцихе.
Там "за нарушение воинской дисциплины" их наказали по полной программе. Соловьёву дали десять суток строгого режима, а Ветрову, как "рецидивисту", уже бывавшему ранее на гауптвахте - пятнадцать. При строгом режиме провинившегося не выпускали из камеры, питание - хлеб и вода. Впрочем, Ветров прослужил там два года в маневровой группе, многих знал, и друзья передавали ему кое-что съедобное. Он не жадничал и делился с Витей. Часовые их тоже жалели и что-то приносили. Так что они не сильно голодали.
А на заставе началось расследование. Начальник заставы вместе с командиром отделения отправились обследовать все опоры линии связи, места дислокации дневных нарядов, и обнаружили, что многие опоры в сторону тринадцатой заставы от Арцепского ущелья прострелены, разбит один изолятор. А что делалось на стыке застав, я уже описывал. На другом фланге ничего подобного не было (да и кто бы там стал стрелять - на заставе-то услышат). Зато обнаружили уйму окурков, особенно в кочёвке на высоте Плоской.
День клонился к вечеру, и многие солдаты уже выспались после ночного дежурства. Я же ещё валялся в постели, потому что поздно вернулся из наряда. А начальник тем временем решил провести комсомольское собрание. Проводилось оно прямо в казарме. Между двумя рядами коек поставили скамейки, напротив них - стол и два стула для секретаря комсомольской ячейки и начальника заставы.
Старший лейтенант Кириллов - начальник заставы - сам ещё был комсомольского возраста, ему шёл двадцать четвёртый год. Он слыл суровым, но справедливым командиром. Я никогда не видел, чтобы он шутил, смеялся или хотя бы улыбался. Никого особо не хвалил и, в принципе, не ругал. Всегда был опрятен, подтянут, в портупее и с пистолетом. Ростом был невысок, ноги чуть заметно "кавалеристские". У него был свой конь, на котором он часто ездил в седле в комендатуру или штаб отряда. Не был он мужчиной-красавцем: лоб высок, нос прямой, тонкий, острый, щёки заметно припухлые, тёмно-русые волосы зачёсаны назад. Старослужащие "за глаза" называли его Толбухин - был такой военачальник во времена Великой Отечественной войны.
Начальник рассказал о ЧП со стрельбой нашего наряда по наряду соседей, и сообщил, что двое наших солдат сидят на гауптвахте. Также он доложил "высокому собранию" о результатах обследования мест несения службы дневными нарядами. Начались небольшие дискуссии о возможности курения в дневное время. Начальник перевёл разговор на стрельбу и попросил сказать, кто знает "стрелков" или, может, сам хочет сознаться. Тишина... И вдруг поднимается рядовой Шавырин:
- Я вчера был в наряде днём с Фёдоровым. Он мне рассказал, как накануне они с Хакимовым стреляли. Ещё пробоины показал.
Начальник нахмурился и спросил:
- А ты сам стрелял?
- Нет, - не моргнув, соврал Шавырин.
- А Фёдоров?
- Он дважды стрелял.
- Где Фёдоров? - обратился начальник к дежурному.
- Он ещё отдыхает.
- После собрания поднимите его и ко мне в кабинет!
Я лежал не шелохнувшись, но всё слышал и видел. Моя постель была на верхнем ярусе и недалеко от стола.
- Иди сюда, Хакимов, - негромко приказал начальник. Тот встал и подошел к столу. При этом мы встретились с ним глазами. Начальник спросил:
- Ты стрелял в наряде?
Хакимов метнул на меня вопросительный взгляд. Я едва заметно кивнул - соглашайся, мол.
- Да, стрелял, - спокойно ответил Хакимов.
- Сколько раз? - продолжил допрос старший лейтенант. Я показал один палец.
- Один.
- А Фёдоров?
- Он два раза.
- А тебе не было обидно, что он стрелял два раза, а ты один? - задал начальник неожиданный вопрос. Хакимов нашёлся:
- Никак нет. Он ведь старший наряда.
Все засмеялись, но начальник сохранил строгое выражение лица. На этом собрание закончилось.
Я всё ещё притворялся спящим, когда к моей койке подошёл дежурный и стал меня будить:
- Поднимайся, тебя вызывает начальник заставы.
- Зачем? - сделал я недоумённое лицо.
- Там узнаешь, - пообещал он.
Я быстро оделся и пошёл в кабинет к начальнику. Он был готов к разговору со мной, чего о себе я утверждать не мог. Говорил он не повышая голоса, но строго:
- Ты знаешь, что твои товарищи Соловьёв и Ветров на гауптвахте сидят?
- Да, знаю.
- Ты тоже это заслужил! Если что-то подобное повторится - сразу посажу!
Куда посадит, он уточнять не стал. А под конец сказал:
- Но надеюсь, что я сделаю из тебя отличного солдата. А сейчас в наказание снимаю тебя со старшего наряда. Можешь идти.
- Слушаюсь! - я перевёл дух.
Ребята стояли и ждали меня у дверей кабинета начальника. Панин и Хакимов начали допытываться, что и как.
- Разжаловали в младшие наряда, - ответил я.
- Что думаешь делать с Шавыриным? - спросил Иван.
- Да ничего, - отмахнулся я. - Пусть выслуживается. Может, до каптенармуса дослужится.
- Прямо руки чешутся! - вздохнул Панин.
- Не вздумай - нам же хуже будет... Начальник мне пригрозил, так что я у него на крючке. А Шавырин, если что, точно нажалуется. Если бы он на меня напраслину возвёл, я бы его сам проучил, а по сути-то он правду сказал.
Но всё-таки, видимо, помня про этот случай, начальник никогда нас с Шавыриным больше вместе в наряд не ставил, а сам Шавырин старался лишний раз мне на глаза не попадаться.
Через некоторое время Иван мне доверительно сообщил, что изолятор на опоре связи на спуске разбил он - на спор с напарником - одиночным выстрелом из автомата. Изолятор тогда разбился, а провод остался цел и держался на крючке, связь не оборвалась.
Наверное, по иронии судьбы скоро пришёл из штаба части приказ: "Направить рядового Панина Ивана на учёбу в город Тбилиси в сержантскую школу связи". В будущем ему самому придётся восстанавливать линии связи, повреждённые не только стихией, но и такими "хулиганами", каким был он сам. Вот так закончилась недолгая эпопея старшинства нашей троицы.
* * *
День прощания с Иваном был грустным, несмотря на то, что нам привезли кинофильм. Кино нам показывали раз пять-шесть в году, фильмы в основном были патриотическими, о прошедшей войне. На этот раз кино было о Сталинградской битве - "Великий перелом". Нам же хотелось бы посмотреть что-то о мирной послевоенной жизни, поэтому фильмы смотрели не очень увлечённо. В основном зрители сидели в широком проходе между двухъярусными железными койками. Мы же с Иваном сидели на "втором этаже".
После фильма был боевой расчёт. Мне предстояло идти вечером в наряд, а Ивану рано утром отправляться в штаб части. На память я ему подарил свою первую сделанную на заставе фотографию. А у него такой не было - когда нас фотографировали, Иван был в наряде. Он хотел подарить мне хоть что-нибудь, напоминавшее о себе. Нашёл лишь гражданскую фотографию, где он стоит у какой-то скалы в компании одного юноши и двух девушек. Сделал надпись на обороте: "На память Фёдорову Виктору от друга Панина Ивана. Помни нашу дружбу, хотя не долгую, но зато - хорошую. 22-V-1952 г.". А ведь это фото напоминало бы ему "гражданку"... У меня аж ком к горлу подступил, чуть не прослезился, думая о том, как он хотел, чтобы я его помнил!
Вечером я пошёл в наряд, он вышел меня проводить. Был конец мая, но у нас по-прежнему зимняя погода. Я при полном зимнем обмундировании и вооружён "до зубов". Мы с Иваном обнялись и пожелали друг другу счастья. Утром я пришёл из наряда - его уже не было.
Всяческих благ. Искренне Ваш, Vladimir Fyodorov, эсквайр.
* Originally in STARPER.UNLIMITED
* Crossposted in OBEC.PACTET
... Мой дядя самых честных рулес...
--- GoldED+/W32-MINGW 1.1.5-b20120515
* Origin: Esquire Station (2:50/15)
Ответы на это письмо:
From: Username
Заголовок следующего сообщения в треде может быть длинным и его придется перенести на новую строку
From: Username
Или коротким